Kuvakin-2019

Цитируем две статьи Валерия Александровича Кувакина, доктора философских наук, профессора МГУ, члена Комиссии РАН по борьбе с лженаукой и фальсификацией научных исследований, члена редколлегии бюллетеня «В защиту науки».

Кувакин В.А. Лженаука и внутренний аудит

(Бюллетень «В защиту науки» № 22, стр.108–116)

Методология противодействия лженауке и паранормальным верованиям заключает в себе общие положения, которые легко приложимы к более глубоким областям человеческих поисков истины и подлинности. Насколько глубоким может быть приложение научных методов ревизии заблуждений к самому человеку как генератору ошибок и обмана? Одной из таких экстрапо­ляций является распространение методов распознавания ошибок, заблуждений и мошенничества на отношения между человеком и тем, что составляет содержание его убеждений и знаний. Когда мы имеем дело с тем или иным мошенничеством, то целью является не просто распо­знавание утверждений, претендующих на истинность, как ложных и вводящих в заблуждение, но и установление «дистанции безопасности» между мошеннической, ложной идеей, ее воплоще­нием в форме прибора или технологии и между нами, людьми. Противодействие лженауке и другим формам воплощения ложных идей имеет конечной целью предупреждение людей об опасности финансового, морального, психологического или экзистенциального (вопрос жизни или смерти) ущерба, т.е. о сохранении их материального, интеллектуально-психического и жизненного благополучия. Но насколько истинны отношения между мною, как индивидом и тем, заключенном в моем внутреннем мире мировоззрением и знанием, которые служат мне основой всех моих решений и поведения? Таким фундаментальным образом вопрос встает крайне редко даже в психологии, не говоря уже об обычном человеке.

В основе борьбы против лженауки лежит интуиция, что ложные идеи могут представлять собой опасность для человека, поскольку он обречен руководствоваться идеями, коль скоро они вошли в его сознание и были приняты им. Не допустить опасные для человека идеи до его сознания – некая принятая по умолчанию предпосылка противодействия лженауке. Там, где речь идет о науке и лженауке, ситуация кажется простой и понятой: наука благотворна, а лженаука вредна для людей. Но как быть с убеждениями, в которых факты неизбежно соединены с их оценкой, что превращает научные истины в человеческие ценности? Последние вырастают не из научных фактов, а из других источников. Прежде всего, из потребности иметь целостную картину мира и посредством ее быть и жить в мире истинном, подлинном. Стремление к подлинности, его жажда – одна из фундаментальных потребностей человека. Так мы попадаем в более сложную реальность, в которой сущее (что соответствует миру истинно понятых фактов) и должное (мир ценностей) образуют метафизический дуализм, двойственность, осложненную тем обстоятельством, что этому дуалистическому единству (монодуализму) угрожают миры лжи, обмана, неподлинного, т.е. аморального, порочного и т.д.

Этим темам посвящены целые пласты философских трудов неокантианства и экзистенциа­лизма. Мы же пойдем в другом направлении и обратим внимание на вопрос о ложности и истин­ности мировоззрения. В силу ценностного характера убеждений они неизбежно субъективны. Возможно, это и позволяет им быть столь различными и даже неповторимыми для каждого человека, подобно его лицу или отпечаткам пальцев. И, тем не менее, нельзя избежать вопроса об отношениях между человеком как индивидом и его мировоззрением. Может ли человек руководствоваться ложным мировоззрением? Может ли оно носить губительный для человека характер, т.е. может ли сформироваться у человека не только стойкий мировоззренческий самообман, но и такие отношения мировоззрения к своему носителю, в результате которого человек превращается в пленника, заложника и данника «собственных» убеждений? Да, к сожалению, обилие криминальных, асоциальных и извращенных сознаний очевидно; столь же легко наблюдать психологические патологии между личностью и обосновавшимся в его сознании убеждением. Уже типаж догматика должен настораживать, поскольку догматизм легко эволюционирует в фанатизм и разного рода маниакальные патологии. Ясно, что ведущими и определяющими во всех этих случаях являются идеи, а не человек; мировоззрение владеет им, а не он им. Таким образом, рациональный взгляд на отношения между человеческим Я и «его» мировоззрением является весьма актуальным.

Возникают и другие, не менее своеобразные и неожиданные вопросы. Если мировоззрения столь разные, что нет и двух людей с абсолютно одинаковыми убеждениями, то значит ли это, что они все по-своему истинны или все одинаково ложные? Прямо на этот вопрос ответить невозможно. Он лежит в иной плоскости. Вопрос о критериях различения «хороших» мировоз­зрений от «плохих» – это большая и самостоятельная тема, которая по понятным соображениям не может быть рассмотрена в рамках настоящей статьи. Нас же здесь интересуют отношения между «носителем» убеждений и самими убеждениями. Это предполагает, что человек – это не просто и не только ходячее убеждение, что в человеке как личности есть что-то еще кроме его убеждений. Да, человек – это субъект убеждений, но либо их «носитель», либо их «хозяин».

Мне, как историку философии, хорошо известно, что некоторые мыслители были просто поглощены вопросом об отношениях между человеком и идеями, обитающими в его сознании. К таковым относятся, в частности, Федор Достоевский и Лев Шестов. Если сегодня многие озадачены обилием ложных идей, продуктов питания, медикаментов и т.д., то они были захвачены исследованием вопроса об истинности или ложности мировоззрения человека, о способах удостовериться в безопасности или благотворности его влияния на личность. Вот почему обозначенная мною тема имеет общие корни с вопросом о противодействии лженауке и паранормальным верованиям. «Экзотика» состоит здесь в том, что расследованию подлежат отношения между личностью как таковой (Я или самостью) и мировоззрением человека. Думаю, что ни Достоевский, ни Шестов не предложили более или менее артикулированной концепции этих отношений. Но и тот, и другой были заняты задачей продемонстрировать, что человек и его мировоззрение – это не одно и то же. Оба они провозгласили приоритет человека по отношению к идеям, в том числе и прежде всего по отношению к своим убеждениям. Это означало не столько отказ от убеждений, сколько утверждение господства и приоритета человека по отноше­нию к идеям, приоритета свободы человека по отношению к своим же собственным идеям, которые только таким образом становятся именно его идеями.[1] И Достоевский, и Шестов были в этом смысле покорителями и повелителями идей.

Парадоксально, что с таким трудом добываемое философией знание относительно аксиоло­гии и психологии отношений между человеком и его убеждениями, было четко и понятно выражено в юридических терминах свободы совести и мысли, свободы менять убеждения или отказываться от того или иного из них.[2]

Достижения в философской антропологии позволили установить сложный характер отно­шений между личным началом человека и его мировоззрением. В частности, это открыло широ­кую область внутриличностных отношений и позволило выработать программу самоидентифика­ции, программу реализации субъективной свободы во имя более строгого и критичного отношения субъекта к подлинности и истинности своих убеждений. Слежение за динамикой убеждений, их эволюцией или даже, как выразился Ф. Достоевский, «перерождением убежде­ний» не только позволяет человеку сохранять свою свободу и ответственность, но и достойно (а не рабски и зависимо) нести в своем сознании свои собственные (или интериоризированные и приватизированные) принципы, ценности и убеждения.

Вопрос об истинных отношениях между личностью и идеями его внутреннего мира обретает особую значимость в наши дни, когда СМИ и программы «оцифровки» человека стали реальными эффективными способами фабрикации убеждений людей, манипуляции ими. Несмот­ря на обилие программ личностного роста в современной науке нет концепций, которые позволя­ли бы успешно противостоять человеку в борьбе за свой разум и свободу. Это не значит, что его борьба за самого себя проиграна или обречена на поражение. На стороне человека прежде всего его природа и эволюционные преимущества, способность к критическому мышлению, чувства скепсиса, его природная осмотрительность и осторожность, его воля к жизни и выживанию. Тем не менее, потребность в новых идеях, которые могли бы успешнее бороться человеку за свою идентичность и успешно сохранять ее, очевидна. Одна из таких идей лежит на путях разработки концепции службы собственной безопасности человека, обеспечивающих ее на ближайших к нашему Я, глубинных пластах интеллекта и психики человека. В общих чертах она изложена в моих статьях. См, в частности, «Я-воззрение и миро-воззрение. О службе собственной безопас­ности человека» (В сб. Мировоззрение кризисного социума, Орел, с. 50–76; «Я – мировоззрение: проект модификации структуры внутреннего мира (В сб. Философия искусственного интел­лекта. М.: ИИнтелл, том 1, с.189–202). Некоторые из них доступны в Интернете:

<http://www.humanism.ru/professors/41-vakuvakinarticles/780-yavozzrenie.html>

Как инструмент разыскания истины в отношениях между мировоззрением и личностью возможна разработка программы внутреннего личностного аудита. Эскиз этой программы может выглядеть следующим образом.

В широком смысле внутренний аудит понимается как мониторинг, сканирование, провер­ка, анализ и контроль внутреннего мира индивида.

Формирование системы собственной внутренней безопасности человека позволяет поста­вить вопрос о проведении аудита его внутреннего мира с учетом включения в эту процедуру новой территории сознания – «подушки безопасности», конституированной в виде пространства безопасности между Я и самосознанием.

Необходимость аудита не вызывает сомнений, поскольку речь идет об укреплении всех форм безопасности индивида: телесной (физической, материальной, средовой), социальной (юри­дической, экономической, финансовой), моральной, психологической, личностной (экзистенци­альной). Общей функцией аудита сознания является выявление наших ошибок, заблуждений, ложных установок, связей, оценок и т.д. Поскольку внутренний аудит в целом обращен на сложную многокомпонентную структуру, то на каждом ее уровне он имеет дело с разными объектами, имеющими разные содержания, статус и функции. На уровне собственно Я – с ним как особым феноменом; на уровне «подушки безопасности», т.е. пограничной полосы между Я и самосознанием – с содержанием нашего Я-воззрения и Я-суждений; на уровне самосознания – в основном с системами ценностей, общих установок, приятий и неприятий, оценок и т.д.; на уровне сознания – с гетерогенным массивом опыта, знаний, образов, идей и других видов инфор­мации, размещенной в сознании. Не имея возможности говорить об аудите каждой из этих областей, мы ограничимся той, которая связана с Я, Я-воззрением, Я-суждениями и службой собственной безопасности человека.

В конечном счете, внутренний аудит позволяет удостовериться в целостности и нормаль­ности внутренних отношений в цепочке Я – служба внутренней безопасности – самосознание – сознание, т.е. в их жизнетворческом характере, эффективности, плодотворности и позитивности.

Аудит как профилактика отличается от спонтанных актов центростремительной рефлексии своей системностью, последовательностью и полнотой. Он позволяет оценить способность субъекта к осмысленным и произвольным актам волеизъявления, к свободе внутреннего сущест­вования как самобытия, способного к полноценным актам коммуникации с внешним миром – природой, обществом и себе подобными. Аудит можно рассматривать и в качестве психо-интеллектуального тренинга, поддерживающего в рабочем состоянии механизм рефлексии, активирующей службы собственной безопасности, процедуры клининга контента сознания и коррекции его архитектуры.

Базовым инструментом внутреннего аудита является рефлексия, в клиренсе которой высве­чивается как структура внутреннего мира человека, так и содержание его базовых составляющих: Я – территория службы собственной безопасности – самосознание – сознание. Они усматрива­ются и подвергаются стандартным процедурам исследования: различение, установление и идентификация их как таковых, их анализ, оценка, прояснение их связей с другими блоками внутреннего мира субъекта.

Одна из важнейших функций аудита состоит в различении и удалении из суждений о Я таких идей и умозаключений, которые к Я не относятся. Речь в данном случае не идет об их истинности или ложности, полезности или вредности как таковых. Проверка идет по критерию их статуса и генезиса: являются ли они Я-суждениями или нет, исходят ли они из собственно Я или из внешней по отношению к нему действительности. Эти демаркация и отсортировка необходимы для того, чтобы миро-воззрение или какая-либо его идея не замещали и не вытесняли, точнее, не притесняли собственно Я, не заселяли его территорию и не хозяйничали на ней, подменяя Я и говоря от его имени. Отвлекаясь от вопроса об истинности или ложности мировоззрения, внутренний аудит имеет целью не просто отбросить их, но определить ложность или истинность местоположения, отношение и роль идей по отношению к Я субъекта. Изна­чально эта функция различения принадлежит службе собственной безопасности. Аудит в данном случае – тот double check, в ходе которого проверяется правильность функционирования этой службы; он во многом является своего рода самопроверкой механизмов очищения Я-воззрения от идей Миро-воззрения, проверка демаркации между ними и приоритета первого над вторым.

Формы, методы, приемы и характеристики внутреннего контроля опираются на такие качества наших познавательных способностей, как критичность, скептицизм, дистанция свободы (необходимость различения объекта и субъекта исследования и установление оптимальной дистанции между ними), анализ и синтез, здравый смысл, общепринятые приемы познания и научный метод в целом. Разумеется, внутренний аудит, как и всякое человеческое предприятие, может быть ошибочным, полным риска и неопределенности. Но и в этом случае способы снижения уровня ошибочности или заблуждения лежат в арсеналах человеческого разума и психологии научного исследования.

Кувакин В.А. Я-воззрение и миро-воззрение

О службе собственной безопасности человека.
http://www.humanism.ru/professors/41-vakuvakinarticles/780-yavozzrenie.html

В предлагаемом материале анализируется пространство внутреннего мира с целью отыскания ресурсов укрепления интеллектуальной и психологической безопасности человека в условиях беспрецедентного давления на него информации нормативного, перформативного, суггестивного и манипулятивного характера.

Предварительное замечание. Коль скоро речь идет о Я, то здесь предлагается такое его понимание: Я – это всё вместе. Я – это бытие, это ничто, это неизвестно что. Высказанные утверждения можно обсуждать, но в любом случае Я – это не пустая оболочка, безразмерная точка, вымысел или мысль, которой ничего не соответствует. Прежде всего, Я – это ресурс, это возможность вершинности и завершения сомосозидания личности, с которого начинается полноценная равноправная по отношению к миру жизнь человека. В Я человек вновь и вновь обретает свое собственное существование, как бы вновь рождается и подтверждает себя. Главная функция Я – осуществление процедуры самоидентификации и самоопознания человека, его «почти» или «уже» рождение и саморождение. Значение акта или проявления Я велико. Я-воззрение – это процесс осмысления им самого себя. Осмыслить – значит увидеть, признать, объ-явить свои смыслы и качества.

О том, что Я не является фикцией, комплексом идей или мировоззрением, говорят, в частности, вполне материальные структуры мозга, которые отвечают за самоидентификацию человека. Я тесно связано с самосознанием и использует его как главный инструмент своего функционирования. В этой связи один из крупнейших ученых в области когнитивной нейронауки Вилейанур С. Рамачандран отмечает:

«Самосознание. Этот аспект «я» почти очевиден; «я», которое себя не осознает, оксюморон… самосознание, возможно, частично зависит от рекурсивного использования мозгом зеркальных нейронов, что позволяет нам видеть самих себя со стороны (аллоцентрически)»[3].

Это предварительное замечание позволяет перейти к основной проблеме статьи: можем ли мы изменить структуру внутреннего мира?[4] Сначала, кажется, что нет. Но мы можем так просветить ее нашим сознанием и самопознанием, что будем в состоянии увидеть то, что редко удается заметить: складку на границе Я и самосознания или как минимум границу. Если же ее нет, то мы можем провести ее и установить демаркацию между Я и самосознанием. Тем самым мы покушаемся на структуру внутреннего мира. Зачем? Об этом – последующий разговор.

Я окружено и погружено в самосознание, но Я и самосознание не тождественны. Более того, здесь постулируется то, что на их границе есть нечто, что мы условно назвали складкой. Она складка потому, что там ничего нет, а если что-то и залетает туда, то долго там не удерживается, а точнее говоря, туда и залететь ничего не может. Положим, эта складка – некое схлопнутое виртуальное пространство между Я и самосознанием, пространство как бы сложенное или «сдутое» и обычно незаметное для самого человека. Но эту складку можно «разгладить» нашим сознанием, устремленным в глубь человека. Если ее «разгладить», то во вновь образовавшееся пространство Я может заложить идеи, которые будут образовывать буферную зону, «подушку безопасности» (как в автомобиле), которая может предохранить Я от непосредственного соприкосновения с контентом (содержанием), окружающим это Я. Эту процедуру удобнее представить не столько как изменение структуры внутреннего мира, сколько как её восстановление или восполнение, как если бы мы, надувая резиновую игрушку заведомо данной формы, вдруг обнаружили некую неизвестную прежде складку, наполняемую воздухом, отчего форма этого предмета изменилась и стала нормальной, такой, какой эта форма в нашем случае и должна быть у развитого внутреннего мира или просто личности. Таким образом, из складки мы вначале делаем некоторое новое пространство, разглаживая нашим сознанием то, что было сложено, и, далее, с его же помощью наполняем эту зону определенным содержанием.

Какие же идеи и суждения может высказать Я о самом себе? В чем их особенности? Каково их значение для человека? Специфика этого нового контента (содержания зоны безопасности) состоит, во-первых, в том, что, это идеи Я о самом себе. При этом Я не нагружено и не обременено никаким мировоззрением, убеждениями или идеологией, оно в этом смысле чистое и беспримесное Я. Во-вторых, эти идеи хороши и полезны потому, что позволяют нашему Я наладить здоровые отношения между ним и контентом (содержанием) самосознания и сознания. Эти отношения становятся опосредованными, подобно разговору, происходящему между людьми, находящимися на приличном расстоянии друг от друга, – его образует подушка или зона безопасности, зазор, пограничная полоса или дистанция свободы. В-третьих, сами эти идеи не являются миро-воззрением, потому что Я видит и высказывает идеи не о мире, а о себе, т.е., повторю, это не миро-воззрение, а воззрение Я на самого себя, в точном смысле Я-воззрение. Ничего внешнего и потенциально опасного для Я здесь нет.[5] В-четвертых, с этими Я-идеями не конфликтует ни одно из известных мировоззрений. С суждениями Я о Я хорошо уживается практически любое мировоззрение. Я-воззрение открыто любому мировоззрению и никоим образом не ограничивает ни свободы мышления, ни свободы совести человека. За ним можно признать статус транс-воззрения или мета-мировоззрения, поскольку оно идет поверх каждого из них в отдельности, не будучи ни одним из них. Но его открытость любому мировоззрению не исключает его несовместимость с такими воззрениями, которые можно отнести к разряду «анти-Я-воззрение». Это странное словосочетание означает лишь то, что есть воззрения, которые прямо враждебны нашему Я и предполагают уничтожение человека вместе с его Я или исчезновение Я в социуме, нирване, ничто, в океаническом разуме (как он описан, например, в «Салярисе» С. Лема), в Матрице или в чем-то другом.[6]

Еще один тип «анти-Я-воззрения», которое не может совместиться с идеями я-воззрения – это такое воззрение на человека, которое пронизано ненавистью к человеку и – с неизбежностью – к его воззрениям, к самому Я этого человека. Таких людей – мизантропов – мало, но они есть. Это люди, которые ненавидят не только других, но и себя и не учатся любить и уважать ни себя, ни других. Между тем, более серьезной опасностью для человека является сама возможность каждого из нас быть доведенным до такого состояния, из которого вырастает ненависть к самому себе.

Каково же содержание этого Я-воззрения? Какие суждения наше Я может сформулировать относительно самого себя?

Вот минимум суждений Я о себе самом.

1. Я есмь, я существую, хотя и не совсем известным даже для меня самого образом.

2. Я – это Я и ничего больше, и ничего меньше.

3. Я приоритетно и ближе всего к себе по сравнению с тем, что окружает меня во внутреннем мире человека и за его пределами.

4. Я несопоставимо более высокая ценность, чем любая идея или мировоззрение, потому что живу и должен жить Я, хотя и с помощью идей, всего контента моего внутреннего мира.

5. Я не допускаю, чтобы идеи жили за счет меня, моей жизни. Я должен создавать свою автобиографию, а не находящееся вокруг меня мировоззрение должно писать биографию своей жизни во мне и за счет моей жизни.

6. Я самосохраняюсь, не отдаюсь никому и ничему, ни на что не обмениваюсь, тем не менее, я помогаю человеку стать и быть личностью.

7. Я сохраняю вокруг себя пространство свободы; это необходимо мне для маневра и динамики, для управления и координации всего остального в человеке.

8. Я оперирую не одним, а множеством мировоззренческих парадигм, устанавливая в этой сфере сознания плюрализм и партнёрские отношения меня с ними при сохранении моего приоритета и права вето: в конце концов, решаю Я, а не мировоззрение.

9. Я неотделимо от своей плоти, а не только от сознания, поскольку Я суть единство материального и виртуального и распределено как в сознании, так и в теле. В этом смысле Я вездесуще и мне до всего есть дело.

10. Хотя Я и уникально, единично и сингулярно, у меня родовая природа, что делает для меня реальным единство планетарного человечества.

11. Я как таковое не имею ни расы, ни пола, ни возраста, ни какого-либо социального статуса. В физическом и биологическом смысле Я локализовано в индивиде и неотделимо от него, но виртуально Я нахожусь вне вселенского пространства и времени.

Графически это можно представить так:

Как легко убедиться, почти все эти суждения вполне тривиальны, в принципе понятны. Они не предполагают ничего внешнего, привнесенного в Я извне. Число этих суждений, составляющих минимальный набор принципов Я-воззрения, скорее всего, может быть увеличено или даже уменьшено. Главное при этом – не вносить в Я-воззрение ничего не присущего самому этому Я, хотя «отблесков» мира в нем достаточно много. К одному из них относится ценностное суждение Я о самом себе (четвертое на рисунке) и социальный подтекст большинства из этих суждений. Это означает, что наше Я, будучи чем-то особенным и «выпадающим» из мира, не вмещающимся в него, тем не менее, примеряет к себе параметры, которые присущи не только Я, но и к другим вне его лежащим реальностям, т.е. природе и обществу.[7] Наиболее важные из этих параметров – неизвестность (загадочность, сокрытость, тайна человеческого Я даже для самого себя), существование, действительность (оно действенно), свобода, независимость, автономия, приоритет, ценность, внутренний диалог, партнерство, безопасность, решимость. К этому следу­ет добавить такое, казалось бы, далекое от науки и философии понятие, как «простор». Возмож­но, простор лишь одна из модификаций свободы и динамики, но я бы выделил его специально, поскольку именно простор, безграничность и неопределенность нашего Я, обрамление его свободой и автономией Я-воззрения суть необходимейшие условия его существования, жизне­проявления и жизнетворчества.

Изложенный выше мини-кодекс Я, выражающий его декларацию независимости и статус, представляется вполне очевидным, даже банальным, хотя «добраться» до этой банальности философским и ретроспективным методом достаточно сложно (лично у меня это заняло многие годы). Однако то, что сложно сделать философски, довольно прозрачно формулируется языком права (см. ст. 28 Конституции РФ или ст. 18 и 19 Всеобщей декларации прав человека)[8].

Какова работа Я-воззрения, что оно делает или что должно делать для нас? Непосред­ственно, не будучи активированным, «задетым», разбуженным оно остается «закулисным».  Но бодрствуя, питаясь энергией самосознания, думая о самом себе, осмысляя себя, Я «взрослеет», создаёт суждения и смыслы о себе и, далее, – о своем ближайшем окружении: о мировоззрении, о содержащейся в сознании информации, знаниях, опыте и т.д. Такому активному Я легче помочь человеку обрести бóльшую жизненность, адаптивность, конкурентоспособность, креативность, помочь быть мировоззренчески здоровым существом.[9] Но насколько эффективна эта буферная зона Я-воззрения как метамировоззрения перед лицом новейших информационных и компьютер­ных технологий, перед виртуальностью Интернета, тотальных масс-медиа и коммуникаций?

Об этом мог бы быть конструктивный разговор в условиях свободы выбора, свободы мысли и самовыражения, при наличии достаточного уровня демократии, защищенных законом свободы и прав человека. Только в этой среде такая парадигма Я может стать сколь-нибудь значимой социальной действительностью, моральной и гражданской нормой. Тем более сомни­тельно, что она может социально возникнуть и работать в условиях преобладания в обществе манипулятивных технологий, возможных будущих идеократий, новых господствующих религий: космических, игровых, неовиртуальных, «трансгуманистических».

* * *

Думаем дальше…

Таким образом, между Я и мировоззрением образуется «предбанник», зона перехода, буфер, зона безопасности, состоящая из суждений Я о Я, не включающих суждения о чем-либо ином, не являющемся этим Я. То есть среди этих суждений нет явных суждений о не Я.

Но, с другой стороны, нашему Я присуща наивность и оголённость райского человека. Если сдуть Я-воззрение как подушку безопасности, то Я и, следовательно, индивида легко одеть любыми одеждами (мировоззрениями и идеологиями) – от царских до нищенских. Значит ли это, что наше Я, в конце концов, нечто одинаково сильное и слабое? Да, видимо, это так. Поэтому без самоутверждения, самоконституирования, без нормативных – его собственных – защитных процедур здесь не обойтись. Их-то и предлагает современный светский, научный, нерелигиозный гуманизм, наиболее бескорыстно защищающий человека и, следовательно, его Я.

Почему я упомянул нерелигиозность? Причина проста. Наше Я естественно. Оно ничуть не религиозно не потому, что атеистично и испытывает какой-то изначальный негативизм к трансцендентному, а потому, что ему в принципе противопоказано отказываться от собственного приоритета по отношению к себе.[10] Более того, насколько Я нерелигиозно, настолько же оно и внемирно, т.е. не растворимо в чем-то внеположном ему самому, независимо от того, реальность ли это или что-то вымышленное. Парадоксально можно сказать, что Я от мира, но вне его. Возможно, при рождении Я происходит какой-то метафизический отскок (но не разрыв) Я от мира. В это состоит одна из особенностей сингулярности, уникальности и нередуцируемости человека.

Теперь, оснащенные Я-воззрением, начнем оглядываться внутри себя.

Кому принадлежит внутренний мир? По форме, как структура – мне, т.е. Я (самости, эго и т.п.), по праву единородства и связи психического и физического, ментального и телесного во мне как человеке. Как виртуальная структура внутренний мир принадлежит мне так же, как мое тело – моему телу, хотя в то же время последнее явно принадлежит, точнее, причастно миру – ведь мы сделаны из того же материала, что и космос. Но из чего сделано наше Я – сказать трудно, во всяком случае, оно, будучи разбуженным, явленным человеку изнутри, сразу дает понять, даже почувствовать, что оно, выглядывая из неизвестности и оглядываясь кругом, «высовывается» из мира, переживая себя одновременно и совместимым и невместимым во все и вся. При этом, иррадиируя, диссипатируя, оно передает это переживание всему человеку, вплоть до изменения его эмоционального и телесного состояния. Это чувство говорит, что Я есть что-то особое, хотя и рожденное в мире, но как бы не от мира сего. Оно – полупрозрачно, тая в себе какую-то загадку и бесконечную глубину. Мы заглядываем в него (точнее само оно заглядывает в себя с помощью сознания и всех других познавательных инструментов), но вывернуть его наизнанку (иначе: Я вывернуться из самого себя) мы не можем, да и едва ли, если разумны, желаем этого. Оно – наша тайна, гарант и инструмент идентичности, нашей подлинности и уникальности. Это не означает, что Я твердо знает, что не может этого сделать – вывернуться наизнанку. Нам неизвестны возможности Я. Но можно предположить, что попытка человека «взломать» свое Я и внедриться в него может быть пагубной, как пагубна игра ребенка с боевой гранатой. А то, что человечество сегодня не более чем подросток, при трезвом размышлении будет понятно любому сколько-нибудь образованному человеку.

Наше Я пребывает[11] на границе нашего существа (человека как целостности) и мира, но обладая способностью к трансцендированию, прорыву, выходу из себя, пульсируя на границе, выходя за неё, оно остается в её пределах (здесь мы имеем эффект раздвигающегося горизонта). Тем самым Я выражает свою особенность, свою таинственность и неуловимость, которыми оно, несомненно, обладает как в отношении себя, так и в отношении всей тотальности человека, не говоря уже об окружающей действительности. О чем-то похожем говорит Карл Ясперс в своем учении о всеобъемлющем – Umgreifende.

Такова, в общих чертах, ситуация в отношениях Я и структуры внутреннего мира. А что мы можем сказать о его содержании?

По изначальному содержанию внутренний мир принадлежит не мне. Мне он дан только как картина, как отражение мира.[12] Отражение так отражение. Но дело в том, что в это отражение встроено бесконечное число нормативного и перформативного материала: от скрытого, но абсолютного требования считать дважды два четыре до, скажем, обязанности безусловно и беспрекословно почитать вышестоящее начальство. В этом смысле хозяев у содержаний моего внутреннего мира неопределенно большое множество; ими являются неодушевленные объекты, точнее законы мира и всякого рода властные социальные инстанции и даже некие измышленные потусторонние сущности. Есть от чего озадачиться.

Но пессимизму здесь нет места. У нас всегда остается знание, хотя порой и огорчающее, но позволяющее в итоге понять, что мир столь же однозначен и детерминирован, сколь и вероятен, динамичен, подвижен и изменчив, что с ним можно «играть», сотрудничать и изменять его даже на индивидуальном уровне. Мы, в конечном счете, научаемся «отвязывать» от объективных содержаний сознания их первоначальных хозяев и интериоризировать полученную извне инфор­мацию в наших собственных целях, делая ее своей, подчиняя ее себе, становясь ее хозяином по большей части путем осмысления, переопределения приоритетов, инверсии ценностей и детерминаций.[13] Но это требует усилий самопознания с целью обнаружения и реализации наших собственных ресурсов интеллекта, психики и свободы.

Хотя мир нам дан, размещен во внутреннем мире в формах ничто, т.е. сознания, вирту­ально, это не значит, что мы остаемся ни с чем. Человек устроен таким удивительным образом, что мы это отражение можем трансформировать в реальное действие через мышление, пережива­ние, созидая или трансформируя бытие в мире через практику и творчество. (В традиционных марксистских терминах это называлось превращением идеального в материальное). Как было сказано, всё, что действительно для нас как содержание внутреннего мира, либо целиком идёт извне, либо является результатом нашего взаимодействия с миром как чем-то внешним по отношению к Я. Мы усваиваем объективное или материальное, размещая его в нашем безразмерном внутреннем мире и делая его субъективным (принадлежащим субъекту) и виртуальным (идеальным).

Строго говоря, мы усваиваем из окружающей нас тотальности мира – триединства действительностей – не только (1) бытие (материальный, предметный, вещный, физический мир), (2) ничто (скажем, отсутствие чего-либо или виртуальные содержания Интернета, или история как память о бывшем, или символизм и «искусственность» культуры) и (3) неизвестность. Последнюю мы особенно ярко опознаем в психологических и экзистенциальных формах: в ситуациях уединённости или сокрытости, обрушившегося на тебя горя или счастья, любви или созерцания прекрасного и т.д. Тем более очевиден для нас «гносеологический» контакт с неизвестностью, когда мы устремляемся к ней, подвластные и одержимые её загадочностью, смутными ожиданиями новизны, открытия, прорыва в неизвестность здесь-и-теперь, заведомо оснащенными жаждой знания – этим тралом, забрасываемым в неизвестность.

Если же результаты взаимодействий тела с самим собой идут помимо Я, то они суть либо положительные взаимодействия (сварение желудка), либо негативные, тогда – в одном из вариантов – Я будет пребывать в таком теле, которое безразлично или слепо по отношению к самому себе.

Может ли Я как таковое быть врагом чему-либо и даже самому себе? Не хочется так думать, но допустить можно. Однако, просыпаясь (активируясь сознанием в акте самосознания) и бодрствуя, оно не говорит о себе ничего плохого. Значит оно – некое благо для самого себя или скорее оно над и вне блага, «имморально». Думаю даже, что наше Я находится «по ту сторону добра и зла» и даже бытия – небытия, т.к. оно не только имманентно миру, но и трансцендентно ему в нерелигиозном смысле. Поэтому всякие суждения относительно природы или сущности нашего Я не является заведомо ложными или истинными, в лучшем случае они остаются «половинчатыми», неполными в силу того, что оно неуловимо даже для самого себя. В него трудно попасть и поразить его. Но его легко «спугнуть», вогнать в спячку, отринуть, забыть о нем, даже предать; оно может ускользнуть, уйти за занавес, стать целиком закулисным. Тем не менее, оно во всё большей степени – по мере развития рефлексивности и осведомленности о внутренней архитектуре человека – является ответственным за его, человека поведение. Мы может активировать его, а оно – нас, т.е. сделать собственно уникальным весь ансамбль человеческого существа, вплоть до каждой клеточки, до каждого нервного окончания и корня волос теперь уже истинно нашей плоти.

Активируя, пробуждая и побуждая его, мы может легко видеть, как его возможности по конституированию (установлению, усмотрению) структуры и содержания нашего внутреннего мира неуклонно возрастают. Более того, мы может во всё большей степени создавать самих себя в отношениях с содержаниями нашего внутреннего мира. Как люди бодрствующего Я мы можем сознательно вносить в свое мировоззрение или сознательно удалять из него те или иные содержания.[14] Наконец, мы может даже модифицировать (пусть и виртуальную) архитектуру (структуру, форму) нашего внутреннего мира, в частности, за счет «разглаживания складки» на границе Я и самосознания, закладывая туда некоторые «фундаментные блоки» метамировоз­зренческого статуса.

Эти суждения Я о себе самом, осуществляются с помощью мышления, при этом оно не имеет в себе ничего привходящего, того, что не есть внутренние параметры внутреннего мира. Т.е. мы абстрагируемся от содержаний внутреннего мира как внешних по отношению к нему как таковому, т.е. по отношению к его виртуальной структуре, архитектонике, формы и т.п. Здесь внутренний мир – самосознание и знание – работают на Я непосредственно, не обращаясь к тем содержаниям этого мира, которые пришли извне, оттуда, где всё является не только не-Я, но и не является сознанием и самосознанием.

Не исключено, что тогда Я нужно обозначать не только как Я ≡ Я, но и как Я, имеющее некоторое свое собственное поле в форме самосознания и сознания, лишенных всяких внешних (по отношению к этому полю) содержаний. Здесь самосознание и сознание в целях наиболее корректной идентификации Я обращены исключительно на это Я; самосознание как бы будит, пробуждает его, побуждает его явиться самому себе, а сознание оформляет для Я его суждения о себе в формах утверждений и оценок. Правда, в последнем случае сознанию, точнее Я с помощью сознания нужно делать некоторые сравнения себя и не себя, т.е. окружающей действительности как она дана и запечатлена во внутреннем мире, принадлежащем этому Я. Он, этот контент в качестве картины мира, миро-воззрения предстает как внутренний по отношению к объективной действительности, по отношению к человеку, но внешний – по отношению к Я, которое подобно тому богу, который владеет миром, но трансцендентен ему, т.е. лежит за его пределами. Поэтому статус суждений о Я – это не только так называемые суждения сущест­вования, первое среди которых Я есмь Я, но и оценочные или нормативные суждения. Но даже и среди нормативных суждений есть, так сказать экзистенциальные. Например, когда обнаруже­нное актом саморефлексии сознания, проявленное или явленное себе Я как бы пробуждается и, сладко потягиваясь, говорит себе: как я удивительно, чудесно, как хорошо, что Я есть, точнее – по старой грамматике – есмь. И оно действительно суть, центр тяжести и притяжения не только для самого себя, но и для всего человека. Просыпаясь, являясь себе, оно является всему человеку, вдруг потрясая – в момент или моменты своих наиболее ярких проявлений – всего человека как психо-телесное единство. Потрясая потому, что взрывоподобно вносит в человека исключи­тельно острое ощущение апофеоза жизни именно тебя, человека, открывшего свое Я. Теперь ты уже знаешь, что есть именно ты, что родился и живешь именно ты, потрясающая уникальность в этом бесконечно большом мире.

В моменты, когда человек не озабочен внешним, не отвлечен от своего Я (что, к сожалению, бывает редко, особенно если человек слабо рефлектирующая личность), оно является ему тем богаче и ярче, чем чаще и искуснее он может восходить к нему. Это – улица с двусторонним движением, где двусторонность обеспечивается не только диалогизмом прима-эго и альтер-эго, но и навыком актов саморефлексии, т.е. обращением сознания не на внешнее, а к Я, своему загадочному «хозяину». Загадочному потому, что Я никогда не перестает быть тайной и неизвестностью не только для человека самосознающего, но и для самого себя – в той или иной, а, в конечном счете, бесконечной степени. Общий колорит суждений этой сферы – их самоочевидность, отсутствие потребности в каких-либо внешних оснований для доказательств их истинности. Они подобны естественному чувству голода, которое трудно обмануть. Речь может идти лишь о степени данности Я самому себе, что во многом зависит от общей зрелости личности и тех возможных мировоззренческих фильтров, которые принципиально стоят на пути к Я (либо успешно мостят дороги от Я, скажем, в нирвану).

В самом общем смысле название этого фильтра или барьера – имперсонализм, который может выражаться в многообразных мировоззренческих и идеологических формах, содержащих в себе коктейли из догматизма, авторитаризма, тоталитаризма и др. Впрочем, идей и практик, в которых личность стирается в порошок и растворяется в чем-то безличном, не так уж и мало.[15]

Так что оценивать Я в этических, логических, правовых или эстетических терминах излишне и неуместно. Оно само может себя оценить, имея на это свое собственное, а не идущее из истории или культуры право. Вместе с тем, много хорошего, плохого и всякого о Я несет во внутренний мир человека сознание, которое гуляет по миру и приносит оттуда не только полезные, но и вредные бактерии и паразиты от «новых трихин» и «мыслевирусов» до фальсификаций, обмана и изощренных манипулятивных идей и образов.

Человек сделан из того же материала что и мир. У него есть бытие (тело, частицы, поля), т.е. он есть вещество космоса. В него встроено ничто в виде виртуального внутреннего мира: психики, сознания, голосов наших потребностей, идеалы, мечты, желания и т.д. Человеку не чужда и неизвестность, которая не только окружает его извне, но и сияет в нем таинственной, одинаково близкой и трудно улавливаемой полупрозрачной точкой в виде нашего Я, или, иначе, существуя в нас как центр тяжести двух других наших действительностей (бытия и ничто), как средоточие, которое являет себя и как точка, и как линия уходящая вниз и вверх неизвестно куда, и одновременно диссипатирующая, проникающая во все уголки нашей телесности и внутреннего мира.

* * *

И снова спросим: может ли человек менять содержания внутреннего мира? Очевидно, что да: информационное взаимодействие разума человека и мира – это невероятно мощный двусто­ронний процесс. Может ли человек менять структуру внутреннего мира? Да. Но об этом гово­рится здесь в статусе гипотезы, излагаемой в качестве предлагающего объяснения. Если говорить о самосознании и Я, то мы можем быть глухи к ним, не развиты ни телесно, ни психически, ни культурно настолько, что самосознание и центрирующее его Я просто схлопываются, точнее не раскрываются, оставаясь пустыми виртуальными пространствами, не дающими знать о себе. Они не исчезают, а как бы засыпают, летаргируют. Что касается Я, то оно вообще редкий гость у себя дома, т.е. бодрствует и непосредственно действует в человеке, присутствует в человеке как нечто фиксируемое или фоновое. Но оно может проявлять себя как будто через что-то иное. Человек вдруг или постепенно доходит до такого состояния, которое дает ему почувствовать, что «задето его Я». И не только задето, но и возмущено, унижено, оскорблено, или напротив признано, удовлетворено и т.д. Однако эти разные состояния нашего самосознания и Я не означают, что мы меняем их архитектуру или структуру. Это значит, что мы просто активируем их или нет.

Вместе с тем, есть одна гипотетическая сфера или оболочка вокруг Я, которая может быть изменена более радикальным образом. Я имею в виду то, что выше было названо «складкой». Возможно, речь идет о банальности, которую я возвожу в ранг чуть ли не открытия, но именно эта особая сфера или «пустое место», насколько мне известно, нигде не описано и не осмыс­ленно. Повторю еще раз: возможно, то, что я разумею под складкой и всем с нею связанным уже давно обнаружено, понято и проинтерпретировано, но просто выражено иным языком и в иной парадигме философской антропологии и психологии личности.

Что я имею в виду, когда употребляю слово «складка»? Образно это предстало в моем воображении как складка, образующаяся во время глажки белья и оставшаяся не разглаженной. Не знаю, как относительно других, но мне запомнилось и мне известно, как ловко можно разгладить даже самую маленькую складку на рубашке. И меня еще больше поразила возмож­ность и процедура разглаживания некой складки в нашем внутреннем мире.

Иногда говорят об открытии человеком своего Я, иногда говорят о человеке высокого и интенсивного уровня рефлексии. Во всяком случае, изучение внутреннего мира и самопознание можно представить себе как путешествие, полное научных и личных открытий. Между тем, в области психологи и философии немало ученых, которые де факто не признают, по меньшей мере, двух вещей: существования Я как чего-то отличающегося от мировоззрения этого Я. Во-вторых, само Я склонны понимать как Я-концепт и только.[16] То есть устанавливается либо знак тождества между Я и мировоззрением, либо Я редуцируется к представлению о нем самого человека или к содержаниям окружающей его действительности в ходе ее отражения и интери­оризации. При этом латентно предполагается, что какого-то трансцендентального (родового) Я не существует, проще говоря, нам нечего сказать о каких-то стационарных и даже внелич­ностных характеристиках этого феномена. Оно тем самым релятивизируется и субъективируется в психологическом смысле этого слова. Фактически оно сводится к понятию личности или индивидуальности.

В целом, по наблюдениям А.Л. Доброхотова,

«XX век дает нам четкое размежевание этих направлений. Ряд направлений всё-таки пытается обновить интуицию чистого «Я»: феноменология Гуссерля, экзистенциализм, персонализм, новые версии психоанализа, герменевтика. А другой ряд продолжает традицию растворения «Я» в эмпирических, исторических или психологических стихиях»[17].

Часто, а на обыденном уровне практически всегда, наше Я отождествляется с мировоз­зрением. В результате мы не только не ставим вопрос о буферной зоне или подушке безопасности для Я, но и отдаем его на потребу мировоззрениям и мнениям о себе, т.е., в конце концов, суждений других людей о нашем Я.

Между тем всё более очевидной становится необходимость конституирования Я-воззрения наряду с миро-воззрением человека. Такой тандем, приоритет, ведущая роль в котором принадле­жит первому, способен помочь нам, людям обрести свой собственный полноценных статус как четвертой субстанциальной действительности наряду с бытием, ничто и неизвестностью.

В итоге речь идет о переопределении личности. В свете сказанного, личность – это, Я, оснащенное двумя воззрениями, это экс-центричный комплекс, состоящий из собственно Я, Я-воззрения и миро-воззрения. В целом он экс-центричен потому, что его экзистенциальный и ценностно-смысловой центр смещен к Я, как субъекту этих воззрений. Это субъектоцентри­рованный комплекс. При этом я-воззрение, образует систему внутренней безопасности Я и далее самой личности, а миро-воззрение позволяет ей вписаться в объективный мир (включающий телесность человека), адаптироваться к нему, жить и действовать в нем. Можно сказать, что такая личность – это человек с усиленным центром тяжести, повышающем его жизнестойкость, самообладание, свободу, решимость и ответственность. Сколь ни важны генетические и объективные: природные, социальные, культурные, – детерминации в становлении и рождении человека, в открытии и пробуждении им своего Я, решающую роль могут и должны играть факторы самодетерминации, принцип приоритета личности в выборе и решении, в понимании и истолковании окружающей действительности и самого себя.

Каким образом предлагаемая концепция уточняет и углубляет определение и самоопреде­ление человека? Посредством Я-воззрения мы имеем возможность дать более полную психологи­ческую, философскую, аксеологическую и экзистенциальную экспозицию специфически челове­ческого присутствия, действия и жизни в мире. Она дает метафизическое обоснование той статусной составляющей человека, которая относится только к нему и отсылает к собственно человеческому в нем. Я-воззрение доводит обоснование суверенной ценности и достоинства человека до его логического конца, подводя под это обоснование аргумент от метафизики. Окружающие Я Я-утверждения подобны сторожевым башням, стерегущим действительность Я как гаранта свободного и автономного существования человека. Они составляют Декларацию его действительности и содержательно подтверждают его самоидентичность.

К существующим юридическим, моральным, экономическим и экологическим обоснова­ниям достоинства, прав и свобод индивида Я-воззрение добавляет целостное объяснение человеческого феномена как сингулярного и уникального единства бытия, ничто и неизвестности в бытии, небытии и неизвестности мира.

И все-таки главным для человека как человека (а не просто как телесного или социального объекта) вчера, сегодня и навсегда остается его безопасность – психологическая, интеллекту­альная, мировоззренческая, идеологическая, информационная. Внутренняя безопасность челове­ка – это предпосылка и основа его внешней безопасности, его гармоничных и безопасных отношений со своей плотью, своим внутренним миром, с себе подобными, обществом и природой.

---

[1] Приведу для примера одно из высказываний alter ego Достоевского, его «подпольного человека»: «Да взгляните пристальнее! Ведь мы даже не знаем, где и живое-то живет теперь и что оно такое, как называется? Оставьте нас одних, без книжки, и мы тотчас запутаемся, потеряемся, – не будем знать, куда примкнуть, чего придержаться; что любить и что ненавидеть, что уважать и что презирать? Мы даже и человеками-то быть тяготимся, – человеками с настоящим, собственным телом и кровью; стыдимся этого, за позор считаем и норовим быть какими-то небывалыми общечеловеками. Мы мертворожденные, да и рождаемся-то давно уж не от живых отцов, и это нам все более и более нравится. Во вкус входим. Скоро выдумаем рождаться как-нибудь от идеи». (Достоевский Ф.М. Полн. Собр. соч. в 30 тт., т. 5, СПб, 1973, с.178–179).

[2] «Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выби­рать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними» (Конституция РФ, ст. 28). «Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, бого­служении и выполнении религиозных и ритуальных обрядов». «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ». (Всеобщая декларация прав человека. Ст. 18 и 9).

[3] Вилейанур С. Рамачандран Мозг рассказывает. – М. 2012 // http://www.e-reading.mobi/bookreader.php/1024774/Ramachandran_-_Mozg_rasskazyvaet._Chto_delaet_nas_lyudmi.html/. Кроме указанного Рамачандран называет такие признаки Я: целостность, постоянство, пребывание в теле, личностность, социальность и свободную волю (там же).

[4] Что можно отнести к структуре внутреннего мира? Хотя его конфигурация достаточна сложная, похожая на многомерные пересекающиеся пространства, мы можем утверждать, что в нем есть область, активно (с обратной связью) отражающая наши потребности и инстинкты, есть область ощущений, эмоций, состояний, это и сфера памяти, в которую трудно проникнуть в целом, но относительно легко «вызвать» оттуда ту или иную информацию или образ. Внутренний мир полон эмоций и идей, впечатлений и образов. Наиболее очевидны два уровня сознания – собственно сознание и сознание, обращенное на себя, грубо говоря, самосознание. Об этих двух уровнях и будет по преимуществу идти речь.

[5] О «власти идей», вирусах разума или всякого рода мыслевирусах см. Кувакин В.А. Стать собой. М.: Смысл, 2010 (http://www.humanism.ru/stat-soboie/).

[6] О том, каким причудливым путем происходило осмысление Я в мировой философии, см. статью А.Л. Доброхотова «Понятие “Я” в философии и культуре. 7 фактов о зарождении философской концепции «Я» и ее трансформации в различных традициях и эпохах» (http://postnauka.ru/faq/34727/).

[7] Как пишет В.С. Рамачандран, «“Я” поддерживает преувеличенное чувство личностности и автономии, которое выдаёт её тесную связь с умами других людей. Случайно ли, что почти все наши эмоции обретают смысл лишь в отношении других людей? Гордость, высокомерие, тщеславие, амбициоз­ность, любовь, страх, милосердие, ревность, гнев, надменность, гуманность, жалость, даже жалость к себе – ни одно из этих чувств не имело бы никакого смысла в социальном вакууме» (http://www.e-reading.mobi/bookreader.php/1024774/Ramachandran_-_Mozg_rasskazyvaet._Chto_delaet_nas_lyudmi.html).

[8] «Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними» (Конституция РФ, ст. 28). «Каждый человек имеет право на свободу мысли, совести и религии; это право включает свободу менять свою религию или убеждения и свободу исповедовать свою религию или убеждения как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком в учении, богослужении и выполнении религиозных и ритуальных обрядов». «Каждый человек имеет право на свободу убеждений и на свободное выражение их; это право включает свободу беспрепятственно придерживаться своих убеждений и свободу искать, получать и распространять информацию и идеи любыми средствами и независимо от государственных границ». (Всеобщая декларация прав человека. Ст. 18 и 19).

[9] Выше упоминалось, что есть много мировоззрений очевидным образом враждебных для своих носителей; это, прежде всего, все радикально националистические, расистские, фашистские и террорис­тические убеждения, это мизантропические взгляды на человек и т.д. Их можно рассматривать как пришельцев, угрожающих мировоззренческому здоровью человека, и, в конечном счете, – самому Я.

[10] Не случайно в одном из документов нерелигиозного, светского гуманизма отмечается: «Гуманизм провозглашает достоинство человека, его уникальную роль во Вселенной, его ценность, приоритетную и безусловную по отношению к себе, но относительную и равноправную по отношению к природе и обществу». (Манифест российских гуманистов // http://www.humanism.ru/manifest2015.htm/).

[11] Очень трудно подобрать глаголы для обозначения того, что делает или не делает Я. Ведь оно замешано на неизвестности. А что «делает» неизвестность или что в ней «делается» или «не делается», сказать наверняка невозможно.

[12] В контенте внутреннего мира есть знание о субъекте этого мира и опыт его жизни. Но он лишь в очень малой степени не смешан с мировоззрением, знаниями и опытом, связанными с миром как таковым.

[13] Скажем, одна только процедура понимания вторичности мировоззрения и первичности человека делает последнего истинным субъектом мировоззрения, властелином входящих в него императивов.

[14] Речь, разумеется идет не о буквальном уничтожении (удалении, как в компьютере) информации или знания, а о его переосмыслении, придании ему иного значения, приоритетности, статуса (грубо говоря, истина оказалась ложью, благо – злом, чуждое – близким, вредное – полезным и т.д).

[15] Стирается и растворяется именно личность, а не Я, которое, говоря словами бодрой советской песни, «не задушишь, не убьешь». Будучи скроенным из особого материала – неизвестности – оно лишь отступает здесь в собственную непроницаемость, будучи недоступным никому, кроме самого себя. Лич­ность можно уничтожить как таковую. Но наше Я может возродить ее вновь, как бы с нуля, если случиться так, что оно будет пробуждено или каким-то образом пробудится «из себя», ведь его материал – неизвестность – чреват чем угодно, в том числе и спонтанной энергией и жаждой проявления и явления.

[16] Одним из первых в современной культуре единство Я разрушил З. Фрейд, предложив свою инструментальную, но научно так и не доказанную, гипотезу о нескольких Эго.

[17] Доброхотов А.Л. Понятие “Я” в философии и культуре. 7 фактов о зарождении философской концепции «Я» и ее трансформации в различных традициях и эпохах (http://postnauka.ru/faq/34727/). Что касается растворения в «психических стихиях» см. Маслоу А. Дальнейшие рубежи развития человека. М. 1999 // http://www.golubinski.ru/socrates/maslow/index.html. Специально об этом у него говорится в гл. 23 «Теория метамотивации: Биологические корни ценностной жизни».